Лукашенко: нет у меня семьи, есть дети, которые служат государству

«Литовский курьер», главный редактор которого не так давно брал интервью у президента Беларуси, опубликовал вторую часть беседы с Александром Лукашенко. Вопросы для нее формировались так, чтобы обрисовать портрет Лукашенко не столько как политика, сколько как человека.

В частности, Лукашенко пояснил, какой же день августа считать его днем рождения; сколько денег лежит у него в столе и на специальном счету; как он решает государственные проблемы по дороге из одной резиденции в другую; как питается и отдыхает и, в целом, в чем видит смысл своей работы…

«Кроме спорта ничего в личной жизни и нет»

— Мне сложно говорить о личной жизни, потому что люди не очень верят… Они думают, что президенты — это такие цари, для которых все доступно. Отчасти это так. Каждый президент работает по-своему. Но я уверен, что каждый президент погружен в проблемы и крутится как белка в колесе. Бывают президенты-пофигисты. Но все равно ты в этом колесе вертишься, крутишься и вырваться из него не можешь. Особенно президенты Беларуси, России, Казахстана, где полномочия колоссальные.

Большие полномочия — большая ответственность. Например, президент Беларуси, как и президент России, не может на кого-то другого возложить свои обязанности, допустим, на время отпуска, если оно есть у президента. Поэтому и отпуска у президента как такового быть не может. Ты за все отвечаешь, ты принимаешь стратегические решения, ты отвечаешь за порядок в стране. Не дай Бог, что-то случится, ты — первый. Всех забудут, будут видеть только президента. И это ставит белорусского президента в соответствующие условия работы.

Когда вы спрашиваете, есть ли у меня личная жизнь, я сразу начинаю думать, а что такое «личная жизнь»? Я вам честно говорю, я не знаю, что такое «личная жизнь». Я живу в резиденции со своим малышом. Как президента меня не чрезмерно, но охраняют. В доме президента есть только один человек, который обеспечивает связь президента…

…Мне, например, доклад нужно послушать по телефону. Десятки видов связи: и суперзакрытая, и прямая, и обычная городская телефонная связь, в зависимости от того, какой вопрос. Если я поручаю кому-то что-то, я снимаю трубку. Я могу, конечно, нажать кнопку. Но мой дом такой, какой здесь в резиденции. Разницы нет. Кабинет только здесь больше по размеру. А в загородной резиденции, в доме я не назначаю людей и публичных мероприятий почти не провожу. Разве что коллега ко мне приедет на чашку чая, мы вдвоем с ним в дом заходим и все.

Там половина рабочих помещений, церемониальных. На втором этаже спальня и кабинет. Там я живу со своим малышом. Там есть люди, которые обеспечивают охрану и связь.

Вот после этой встречи я поеду в резиденцию. Завтра я опять приеду в городскую резиденцию или еще в какую-то. Какая здесь может быть личная жизнь? Я вообще не понимаю, что такое личная жизнь. В детский сад я сегодня пойду забирать малыша. Это уже, наверное, личная жизнь? Но это мгновения. Я буду ехать из городской резиденции, решу все проблемы, которые по графику положены, заеду в детский сад, который находится в 200 метрах о дома, заберу малыша.

Сегодня тренировки нет. Это даже не мероприятие — тренировка. У нас же есть хоккейная команда президента, которая играет на официальном рождественском турнире. Туда приезжают неслабые команды, особенно из России. Приглашаем и литовцев. Кстати, они нам предложили встречу. Надо же играть, надо тренироваться. Я должен два-три раза в неделю — обычно это бывает поздно вечером — выкроить два часа, чтобы интенсивно позаниматься. Бывает, что в перерыве ко мне подходят: «Вот это надо подписать…». Ну какая тут личная жизнь и даже спортивная!

Я бы не сказал, что кроме спорта у меня что-то есть в личной жизни. За полтора десятка лет я настолько уже, наверное, окостенел, что не понимаю, что такое личная жизнь. По-моему, у меня все замкнуто на работе.

У меня нет друзей — для президента, это, наверное, и неприемлемо, потому что друзья по-разному начинают себя вести. Но есть люди, которые давно рядом со мной. Бывает, что я так махну рукой и говорю: «Устал я уже от этого». А они мне говорят: «Но вы же сами этого захотели». Очень мудро сказано. Из этого водоворота уже невозможно выскочить.

«Что скажет народ?»

Говорят: «Вот, Лукашенко уже четвертый срок…». Пожалуйста, можете меня не избирать. Но я не мог не выдвинуть свою кандидатуру по одной простой причине. Вот представьте, что я не выдвигаю кандидатуру, люди на меня рассчитывали, а кто-то приходит к власти, и все пошло вверх тормашками. Государство кто-то включил в состав чего-то или приватизировали не так, закрылись предприятия — в общем, обвалилась страна. Что скажет народ? А ты, Лукашенко, почему струсил? Почему ты сбежал. Поэтому я предлагаю людям то, что я еще могу сделать.

Кто-то еще предлагает. Если вы не доверите это Лукашенко, а доверите Петрову, Сидорову, Иванову, это ваш выбор. Тогда с меня взятки гладки, если вдруг что произойдет со страной. Согласитесь, я правильно поступаю: я никому не мешаю. Наш народ умный… «Гадкий народ, за Лукашенко голосуют, а за нас нет», — говорят некоторые. Его уже не заманишь красивым словцом. Ему надо достать и положить конкретное дело. Вот пришел кандидат, а народ сразу: «Откуда ты пришел? Где ты был? Что ты делал до сих пор?» Некоторые уже до 60 лет дожили и хотят быть президентами. А что ты сделал за эти 60 лет? Даже если тебе 40, 35. Откуда ты? Наш народ уже начал разбираться. Поэтому я очень спокойно реагирую на это.

Отвечая на вопрос о своей личной жизни, я вовсе не хочу показаться каким-то бессребреником и полностью отдающим себя работе. Нет. Я просто честно говорю: «Я не понимаю, что это такое».

 

«Поверьте, ничего интересного»

Правда, может у меня сегодня вечером получится пойти в лес рубить дрова. Это тоже физическая подготовка. Нас три-четыре человека бывших деревенских. Мне подарили бензопилу. Мы собираемся, пилим сухие деревья — на территории резиденции леса хватает. Если нет, лесники подскажут, где есть сухостой. Мы его выпиливаем, распиливаем, рубим. Каждый получает от этого удовольствие. Представьте, что вы жили в деревне и всю жизнь этим занимались. И потом это физическая нагрузка.

Вот получится, я на час могу вырваться. Если меня не дернут куда-нибудь — сегодня Уго Чавес прилетает, например, а еще сегодня вечером у меня совещание, встреча с членами инициативной группы по выборам. Это уже будет 11 часов. Потом мне принесут за этот день и за прошлый кучу документов. Я уложу малыша спать — в 11 часов или чуть раньше и обязательно должен просмотреть, расписать все эти документы, принять решение. А это и деньги, и важные политические вопросы. И, положив в чемодан — секретный или несекретный — отдать их в службу безопасности — в час, в два часа, в зависимости от того, какой график установлен, какие документы по сложности.

Утром я просыпаюсь, пока еще мой малыш спит, получаю порцию прессы, включаю телевизор, чтобы посмотреть последние новости, как и вы, бреюсь, привожу себя в порядок, 10 минут на зарядку, чтобы себя привести в нормальный тонус. Приезжаю сюда раньше или позже в зависимости от того, какие у меня мероприятия — в основном это публичные мероприятия — могу и сюда пригласить, чтобы не тащить кортеж из города, я там могу провести какие-то мероприятия. Так все и крутится каждый день.

Поверьте, ничего интересного. Просто тебя этот водоворот, этот вихрь закрутил — и ты уже привык к этому. Да, тяжело. И если бы не спорт, тогда бы и сердце, и давление и т.д. Спорт у меня для поддержания формы и внешней, и мозгов и прочее-прочее.

«Я молочный суп люблю»

— У меня в доме работает повар. Один повар. У меня нет огромной кухни. Обыкновенная небольшая кухня. Я приверженец простой нашей кухни, белорусской. Если это драники, значит, драники. Самое вкусное для меня — это молочный суп. Я молочный суп люблю. Сало я с детства не ел, а если сейчас ем сало, то совсем немного. Салаты только обычные. Вот говорят, надо есть морскую капусту… Я могу съесть иногда через силу, но мне это противно. Я сторонник того, что у нас здесь произрастает. Еще сухофрукты, компот из сухофруктов, поскольку врачи рекомендуют при таких физических нагрузках. А так все свое.

Став президентом, я увидел, как они готовят драники и прочее, я им сказал: «Нет, это неправильно, надо готовить вот так». И все это показал. И с тех пор уже больше 10 лет по этой методике и готовят. Они знают мои вкусы, мои пристрастия. Воздерживаюсь от излишнего употребления картофеля. Очень много ем хлеба свежего. Мы сами выпекаем булочку-две хлеба. Тесто покупаем, привозим, у себя готовим хлеб так, как я считаю нужным.

Очень люблю молоко, но сырое молоко в моем возрасте уже употреблять нежелательно, потому что после 30 лет организм не так воспринимает молоко. Хотя моя мать до сих пор пьет молоко, а ей уже за 80. Она говорит, что просто надо знать, какое молоко пить. Иногда больше кефир.

А так, чтобы, допустим, вы пришли ко мне в гости, и я бы в кухне что-то приготовил — за полтора десятка лет такого никогда не было, я не считаю нужным это делать. Но могу. Могу суп простой сварить — ведь я же был студентом, и мы все готовили сами. И вот, помню, когда мать придет с работы, я должен был приготовить ужин. Как минимум ужин. Ну а когда заболеет, приходилось все готовить. По-своему, по-деревенски, без изысков. Но у меня есть чувство, сколько на этот объем супа нужно сыпать соли. Я подсыпаю соль, не измеряя ложками, миллиграммами, граммами, как и обычный повар, рукой я могу подсолить любое блюдо в меру. А для этого должно быть чувство.

«День рождения — самый паршивый день в жизни»

— Я родился 31-го, как и малыш… Меня записали 30-го. И по документам 30 августа — у меня день рождения. Фактически я родился 31-го. И мой малыш родился 31-го. Мы даже родились в одно и то же время утром. Дни рождения я вообще не отмечаю. Это для меня самый паршивый день в жизни, потому что, к сожалению, в этот день ты становишься на год старше.

У нас в семье не было принято и сейчас не принято отмечать его. Все это знают и меня никогда не поздравляют. Чтобы прийти в день рождения, выстроиться в очередь, как это обычно бывает, вечеринка какая-то — у меня этого нет. Я всегда, иногда даже специально, уезжаю и работаю даже более напряженно, чем обычно. Поэтому близкие, знающие меня люди, поздравляют меня последние 5-6 лет и моего малыша — в один день, 31-го. А по паспорту я родился 30 августа. Вот и весь секрет. А почему такой вой подняли? Потому что на сайте президента поправили день рождения с 30-го на 31-е…

…Ну пусть будет 30-е. Сделал себя старше на сутки. А реально в один день, в один час спустя 50 лет родился малыш этот, так же как и я. Это не пиар-кампания. Что я, единственный президент, у которого есть дети? Но спроси у вас, у кого есть дети, вы не скажете. А я знаю. И их море. Они не хотят предавать публичности своих детей не от жены, от других жен, еще от кого-то.

«У меня к детям чувство материнское»

Я когда-то поделился с Путиным своими соображениями насчет малыша, и он мне сказал: «Александр Григорьевич, дети же от Бога». Дети от Бога. Чего тут стесняться? Это, во-первых. Во-вторых, пять лет тому назад это было связано с президентской кампанией. Никто не знал моего малыша. Ему был один годик тогда. И один известный политик — можно достать из архива и посмотреть — начал меня упрекать в том, что у меня где-то на стороне есть сын.

Он ни на какой стороне не был. Он жил всегда в моем доме, он всегда был рядом со мной. Больше с матерью, поскольку я же не мог о нем заботиться, когда ему был всего годик. И пошли слухи, что у президента от кого-то есть ребенок и т. д. И после этого у меня разговор с Путиным состоялся. И я себе поклялся, что ни в коем случае не должен прятать этого ребенка — это действительно дар Божий. Как он родился, как это было — это мое личное дело. Так случилось, родился ребенок. У него есть мать, у него есть отец. Почему я должен его прятать? Более того, у меня к детям чувство материнское.

В СМИ иногда гадают или начинают свои гипотезы выдвигать, почему Лукашенко к своему ребенку так нежно и трогательно относится. Я и к старшим своим так относился. И это было на людях. Все жены упрекали моих друзей: «Вот, если бы ты так, как Саша относился к своим детям. Посмотри, он одного на руку, второго на руку и в баню, в общую баню со всеми. Он его и в прорубь зимой на берегу Днепра. Он и в футбол, и в волейбол».

Я действительно вертелся постоянно со своими детьми, потому что я вырос один с матерью. И не потому, что мне мало было ласки или нежности в свое время, как некоторые говорят, некому было его приласкать, поэтому он возмещает на своем ребенке. Полная глупость.

Я у матери был один, старший ребенок у нее умер. Она меня любила и делала для меня все. Там было не до нежностей. Когда в деревне живешь, и отца нет, и надо накосить и убрать, и привезти... Складывались определенные нормальные отношения. А в душе меня мать не меньше любила, чем я люблю своих детей. И вот это оттуда. Может, еще что-то.

Я очень люблю детей. Я всегда отдавал все своим детям. И не только свое. У меня такое отношение даже через своего малыша и сейчас к детям Беларуси. Я не хочу, чтобы они были сиротами. Если какой-то отец или мать бросают ребенка, они заслуживают места только в тюрьме. Но мы их заставили всех работать и компенсировать… Более того, из плохих семей мы инициативно забираем детей. Преступников же вырастят. Они же там страдают, бедные, больные. Если ты не можешь растить своего ребенка в силу того, что ты алкоголик и не ценишь своих детей, отдай его. Но сам иди работай. Не будешь работать, в лагерь пошлем. Будешь в лагере труда и отдыха зарабатывать, чтобы мы содержали твоего ребенка. Все отсюда, поэтому никакого здесь пиара не было.

Меня начали упрекать, что я якобы где-то кого-то прячу. А зачем мне годовалового ребенка кому-то показывать? А потом больше. Если меня нет дома, он не ел, не пил. Повзрослел, папа и все идет следом. Меня это не так уж и угнетало, потому что рядом со мной всегда люди, я где-то занят. А тем более сейчас. Если это в церкви или душевная встреча с папой римским. Вот Коля с папой римским встречался. Вы представить себе не можете, что он там был главным действующим лицом, а не я. Итальянцы так любят детей. Они были поражены. Я недавно встречался с помощником папы римского, он, прежде всего, о ребенке начал говорить. Папа велел спросить, как Коля, как он живет. Да, он стал частью политики, такая его судьба, потому что он родился у отца-президента…

…Вы не думайте, что мой малыш — это какой-то бренд, специально созданный президентом. Но в этом есть один момент, который я всегда подчеркиваю. Я таким образом показываю всем родителям, что вы должны хотя бы к своим детям относиться так, как я отношусь к своему.

Самый дикий недостаток общества — если они забывают о стариках и самое главное, о детях. Если вы не цените, не любите своих детей, вы не будете нормальными людьми и в обществе. У нас это проблема. Пусть не такая большая, как, допустим, в России — брошенные дети, неуважение к детям, но это проблема. Поэтому люди должны этот хороший пример, извините за нескромность, должны видеть. За это меня можно упрекать. Если хотите, это я делаю специально.

«Есть ли у меня деньги? Да, у меня есть деньги»

— Я очень богатый человек, потому что я первый президент, первый в стране, которую я, простите за нескромность, в том числе с другими сделал своими руками. Вот в чем мое богатство. Что касается денег — не в этом богатство.

Я часто думаю об этом. Не буду я президентом, как сложится моя жизнь. А не придется ли мне где-то еще квартиру искать, просить у кого-то. Если иметь в виду материальное богатство, я получаю заработную плату. Мне взятки и подачки никто никогда не носил и не принесет. И запомните, если президенту кто-нибудь принес и дал, это никогда не будет тайной. Я у власти полтора десятка лет. Но уже что-то где-то достали и показали. Или нет? Нет того президента, которого бы не раскололи.

Возьмите любую страну — Россию, еще какую-нибудь. В Украине Виктор Федорович не прячет то, что он богатый, он до президентства стал богатым. Это во-первых. Во-вторых, то, что возможно в другой стране, невозможно у нас. У нас законом это запрещено. Чтобы твои родственники, твои дети бизнесом занимались… Это не разрешено, это не принято. Это считается признаком дурного тона, если ты — президент, министр или премьер-министр, а твои дети бизнесмены крутые. У нас это невозможно.

Вы у меня спрашиваете, есть ли у меня деньги. Да, у меня есть деньги. Моя зарплата, почти вся, в ящике письменного стола. Я открыл счет недавно, признаюсь, счет, на который можно положить деньги до наступления совершеннолетия. Старшие уже сами работают, должны сами зарабатывать. А как сложится судьба этого малыша, я не знаю. Буду жив, я все для него сделаю. А если что-то со мной произойдет. Поэтому я этот счет открыл и там несколько миллионов наших рублей на счету. Но это бессистемно.

Часть денег в письменном столе. Приходят дети старшие, и младший уже заметил: «Ай, пап, ну зачем тебе эти деньги, мы купим маме, бабушке, еще что-то…» Конечно, зачем мне эти деньги, меня государство сейчас одевает и кормит, поэтому они забирают. А этот малыш видит, что они забирают: «Папа, ты зарплату получил? — Получил. — Я тебя охраняю — ты мне должен заплатить». Вот две-три бумажки несет к себе в спальню, положит в свой кошелек. Потом идет в детский сад, а возле детского сада есть магазин. Днем он не спит и просит заведующую: «Пойдем на улицу». Он заходит в магазин (у него эти деньги, которые он у меня взял и накопил) и говорит: «Давайте что-нибудь папе купим». И приносит мне, например, пену для бритья. Я говорю: «Я, сынок, пеной не бреюсь», — «Я принес — брейся».

Я рассказываю это, как будто это такая потеха для меня. Это никакая не потеха. Это обычная житейская ситуация. Может, у кого-то действительно не хватает денег. Но сказать, что у меня миллионы и даже миллиарды, поверьте, это вранье. Если б это было, ты бы это не смог спрятать… Тебя бы сдали с потрохами. Или если бы у твоих детей были такие деньги.

Если говорить о том, что я где-то что-то спрятал, я один не бываю, только в спальне. Все время вокруг меня люди. Да, сегодня они тебя охраняют. У нас чисто служебные всегда отношения, но где гарантия, что завтра этот человек не скажет.

У меня нет своей квартиры. У меня нет своих автомобилей. За мою жизнь мне подарили десятки автомобилей. Я помню, в Корее подарили автомобиль, я сказал: «Не надо». Для рекламы, может, им выгодно. Мне лучше «скорую помощь» для Чернобыльской зоны. Они знали, что я подарки перевожу в «скорую помощь», около 70 автомобилей «скорой помощи» … вместо тех подарков, которые мне сделали.

Я сам вожу автомобиль и сейчас. Я очень люблю водить автомобиль и раньше любил. Я говорю: «Оформите на государство». Таким образом, у меня нет ни автомобилей, ни квартиры.

Я часто говорил об этом. Президентские времена заканчиваются. Где-то надо будет жить, особенно детям. Если придет какой-то президент и скажет: «Не давать ему квартиру. Он не заслужил», я просить не буду. Думаю, что так не случится, но вдруг…

Думаю, мне помогут. Не то чтобы друзья, но люди, которые меня уважают. Я думаю, они меня не бросят. Мне просто помогут. За 15 лет можно найти людей, которые к тебе хорошо относятся. Таких людей немного, но их и немало. Поэтому я и не форсирую, пользуюсь государственными жилыми помещениями, как и любой другой президент, но намного, во сто раз скромнее, чем другие. Я люблю деревянный дом и, выезжая куда-то, чаще живу в деревянном доме.

«Я не разбогател на власти»

— Я остерегаюсь близко подпускать к себе людей, чтобы они стали твоими друзьями. Это всегда вылезет боком. Потом он начинает спекулировать этим, он начинает что-то выторговывать для себя.

Меня часто журналисты и оппозиционеры упрекают в этом. И они правы в том, что я веду не то что замкнутый образ жизни — я абсолютно доступен на тренировках, иногда на улице могу остановиться и тогда это в митинг превращается, но я сторонюсь того, чтобы … Вот дверь раскрыта, приходите, друзья, и так далее. У меня этого нет.

Наверное, я делаю правильно, потому что были моменты, когда человек пришел с тобой, работает с первого дня, потом, смотрю, его понесло то туда, то сюда. Потом мне докладывают, что он неприлично себя ведет.

Россияне, может, и правы, когда меня упрекают: «Вот Лукашенко на пресс-конференции наговорил…» Якобы это президентская кампания, поэтому в этих целях руководство России… У меня спрашивали, я отвечал. 15 лет я говорю только так, как я думаю. Ну в чем я изменился? Я всегда был искренним и откровенным, потому что я, во-первых, уважаю человека, который ко мне приехал, людей, которые ко мне приехали. Они же приехали услышать правду. Неправды хватает. Вон, канал включи, и вы как журналист увидите, где фальшь, а где просто в угоду журналистской практике… Это все видно.

Люди же едут и ждут от встречи с Лукашенко, чтобы он ответил честно и искренне на те или иные вопросы. Если бы я стал округлять и так говорить, вы бы устали от этого разговора. А когда это искренне и от души…

Может быть, так и не надо. Не знаю. Меня всегда упрекают в этом. Но я уже дал себе слово, что я не должен себя переделывать. Я уже состоялся как искренний политик, извините за нескромность, третий раз говорю и хочу, чтобы меня таким воспринимали.

Со мной можно что угодно делать — обливать помоями, физически, как угодно. Но не трогайте детей и не упрекайте меня в том, что я вор. Я никогда чужого не брал. У меня нет сегодня тех миллиардов, миллионов даже. Даже миллионов белорусских рублей, которые имеют сегодня некоторые. Одна из причин наката на меня со стороны России — я для них чужой. Я не разбогател на власти. А они богатые. Пусть о себе лучше расскажут, сколько у них десятков миллиардов накоплено, и за что они эти деньги получили. Вот вся разница. Но я не бессребреник. У меня масса недостатков.

Я всегда признавал, что я не образец семейной жизни. Так у меня жизнь сложилась. Просто один прячет, а другой нет. Подает себя как великий семьянин, был тут один политик, который, когда у него умерла жена, на коленях стоял и рыдал. Я говорю хорошо, пусть берет жену и едет в Германию лечиться. Он отказался. Я знал, что в это время он жил с другой. Что она давно не жена ему, но он разыграл ее в политической игре, устроил спектакль. Все сострадали. А чего сострадать. И мне пришлось жену своего ярого врага лечить в больнице. Жена то в чем виновата? Сколько возможно, мы спасали. Рак неизлечимый. И по его вине. И он себя позиционирует хорошим семьянином. Я плохой. Но никто меня не упрекнет в моем отношении к детям. А это святое.

«Нет у меня семьи, у меня есть дети, которые служат государству»

— Доволен ли я карьерой своих старших сыновей? Этот вопрос мне задавать нельзя, потому что они, к сожалению, карьеры не делали. Для них эту карьеру определил отец.

Мой средний — Дима — возглавляет президентский спортивный клуб. Я его позвал и говорю: «Не надо тебе никуда лезть. Ты любишь спорт». Вот эта небольшая работа. Президентский спортивный клуб — это помощь спортсменам. Согласитесь, что сегодня, если отец небогат, хоккеистом обычному парню стать очень сложно. А он талантлив. А ведь не президентские дети становятся олимпийскими чемпионами. А из обычных семей, которые надо поддержать. Спонсоры деньги дадут.

У них работают семь или восемь человек. Наблюдательный совет — это коллективный орган. Набирают они пожертвования, поддерживают спортсменов. И команда президента приведена к ним. Им же тоже надо хоть за победу какую-то копейку дать. Они же отрываются от семей. Это же обычные люди. Я ему сказал, занимайся, не лезь ты туда. Он что, бизнесом не мог бы заняться? Нет, ты занимайся на государственной службе, под контролем.

Второй сын окончил университет с отличием, работал в МИД обыкновенным чиновником. Но надо было отцу в чем-то помочь. Все говорили: «Он премьер-министром его назначит, госсекретарем его назначит, прокурором…».

«Давай ты будешь помощником у меня по национальной безопасности, и на тебе будут замкнуты те вопросы, которые никогда до президента не дойдут». Вот, представьте. Есть вопросы, и достучаться до меня порой сложно, но есть сын, которому вы скажете и будучи в бане после тренировки — в понедельник обычно мы собираемся — он мне скажет: «Вот на это и на это надо обратить внимание». Такая дорога к президенту и какая-то отдушина. Это для людей. Потому что какая это должность?

Вы прекрасно понимаете, что я мог бы своего сына поставить на такую должность, что дальше некуда. Или бизнесом он тоже мог заниматься. Нет. Ты давай. Вопросы, которые в обществе есть, у какого-то человека есть, ты должен довести до меня. Это какой-то путь к президенту. Это его работа.

Некоторые говорят, вот, семейственность развел. Какую семейственность? Нет у меня семьи, у меня есть дети, которые все — от маленького до большого — служат государству.

Это мое государство. Я — его первый президент и я хочу поднять планку президентства на такие небеса, чтобы ее потом никто не опустил. Придут после Лукашенко и будут сравнивать последующих начальников и мерить по первому президенту. И я хочу сделать так, чтобы последующим было неудобно делать плохо. Вот в чем смысл моей работы.